FarEasternization продолжает цикл об Амуре – комментарий к статье The Amur’s Siren Song из журнала The Economist, 19.12.2009.
Цикл статей иллюстрируют арт-работы участников Международных фестивалей «Океан дружбы и мечты» 2013 и 2015 г.г.
КОММЕНТАРИЙ К СТАТЬЕ The Amur’s Siren Song, The Economist, 19.12.2009
ЧАСТЬ II: ДАЛЬНЕЙШЕЕ ОСВОЕНИЕ ДАЛЬНЕГО ВОСТОКА И АМУРА © – А. Долган
Процесс исследования и освоения Амура The Economist называет не иначе, как «захват». Журнал высказывает свое мнение по поводу обстоятельств, побудивших Россию к открытию новых земель.
ЗАЧЕМ В 19 ВЕКЕ РОССИИ СНОВА СТАЛ НУЖЕН АМУР И ВОСТОЧНЫЕ ЗЕМЛИ
По версии The Economist, причинами, заставившими Россию уже в 19 веке заинтересоваться восточными территориями и вновь открыть Амур, были следующие:
- Амур – экстравагантное заблуждение, «бегство от действительности», «иллюзия», одолевшая Россию, но которая была слишком реальной
- Россия хотела взять реванш, оправдаться за понесенные в Европе поражения
- России был нужен новый «путь к величию»
- Для России это был «золотой шанс» заменить «гнетущую» европейскую идентичность на идентичность «полную жизни», с надеждой смотрящую на Тихий океан
КАКИЕ НАДЕЖДЫ РУССКИЕ СВЯЗЫВАЛИ С АМУРОМ
«Захват» Амура был начат в 1854 году: «русские просто должны были владеть Амуром», считает The Economist. Журнал прямолинейно и четко показывает заинтересованность русских в их возвращении на Амур, хотя, надо сказать, и прибегает к, довольно романтическому, стилю.
К примеру, вот так The Economist описывает надежды, которые русские связывали с Амуром:
Мечты о «Новом Свете»: Амур мог бы стать российской Миссисипи, а регион, который он орошал, – новой Америкой
Коренные жители взывали к «окультуривающей руке»
Русских двигало на восток «мягкое золото», ясак
В отношении Амура русские, прежде всего, вынашивали мечты о богатых, плодородных землях и полезных ископаемых и только потом – о национальном обновлении.
19 ВЕК. ДАЛЬНЕЙШЕЕ ОСВОЕНИЕ ДАЛЬНЕГО ВОСТОКА
Журнал пишет, что в погоне за пушниной шло продвижение русских на северо-восток, к полуострову Камчатка. Еще Петр I, «человек просвещенный», отправлял экспедиции для изучения пролива между Азией и Америкой, а в 1741 Витус Беринг открыл Аляску.
Это «зажгло «пушную» лихорадку»: вдоль Алеутских островов, по всей Аляске и до Калифорнии русские охотились на каланов почти до их исчезновения. Но поселения находились далеко друг от друга, поэтому возникли прежние проблемы со снабжением. The Economist упоминает некие «сельскохозяйственные схемы», включая «полоумную идею о колонизации Гавайев в 1820-х годах» и «фантазии о продуктовой корзине» Амура, которые ожили и были пущены в ход к началу 19 века.
Таким образом, журнал настаивает, прежде всего, на практических, так сказать, жизнеобразующих, планах русских по освоению новых земель – сначала ясак, прибыль, затем продовольствие, а уж потом, может быть, идеи о новой национальной идентичности.
ОСВОЕНИЕ АМЕРИКИ ИЛИ АМУР – РУССКАЯ МИССИСИПИ
The Economist, не уходит от несколько романтического стиля, видимо потому, что впадает в историческое сравнение двух соседствующих цивилизаций. Журнал пишет, что вскоре был найден другой довод в пользу Амура: в то время Тихий океан был на подъеме – на его побережье «люди и коммерция процветали», и частью тихоокеанской истории была экспансия американского Запада.
Проводя реальные временные, геополитические, географические, исторические параллели, журнал, все же, опирается на распространенные в тех обстоятельствах познания, вкусы и предпочтения обычных людей. К примеру, The Economist считает, что русские знали больше о расширении Америки, чем о собственном Дальнем Востоке, благодаря романам Джеймса Фенимора Купера, «летописца Американской границы».
The Economist отмечает также, что тогда Амур описывали как русскую Миссисипи, а бассейн реки Амур – новой Калифорнией. На американских реалиях базировались фантазии: Амур мог бы стать связующим звеном Россию с Америкой.
Государственные деятели, ученые наверняка не упивались романа Купера, а смотрели в будущее и трезво оценивали положение России в мире. Именно поэтому движение на север и восток закончилось не только открытием новых земель, но и присоединением к государству Сибири, северных земель и Дальнего Востока.
НЕОБХОДИМОСТЬ НАЦИОНАЛЬНОГО ОБНОВЛЕНИЯ
Другой импульс был, возможно, наиболее убедительным и не менее обоснованным, чем другие из Амурских реалий, считает The Economist:
к середине века, при царе Николае I, Россия находилась под давлением православной церкви; Крымская война близилась к проигрышу от Британии, Франции и Турции.
The Economist пишет:
«Впервые со времен Хабарова у Амура появились могущественные сторонники». И консерваторы, и прогрессивные деятели хотели национального обновления. Казалось, расширение на Дальний Восток может это предоставить. Особенно после того, как «более мягкий Александр II взошел на трон в 1855 году».
Собственно, здесь журнал ничего нового не открывает. Открытие новых земель всегда совершается для присоединения их к государству, для извлечения пользы для него, для поиска перспектив и обновления.
ЧТО ДУМАЛИ ЦАРСКИЕ ЧИНОВНИКИ О ПРОДВИЖЕНИИ РОССИИ НА ВОСТОК
The Economist отмечает: некоторые высокие московские чиновники не хотели, чтобы Россия «дергала Китай за «амурский хвост», т.к. это поставит под угрозу заморскую торговлю через Кяхту, постепенно теряющую свою роль из-за недавно установленного управления Гонконгом Британией. А для торговли Китая с Европой Британия предлагала морской путь.
Другие чиновники, утверждает журнал, опасались, что открытие Амура – значило проделать дыру в «глубокой сибирской сети, куда были брошены русские «нежелательные» элементы – преступники и политические диссиденты».
В целом, The Economist верно оценивает геополитическую ситуацию того времени, в том числе и настроения среди государственных деятелей. Также обосновано мнение об опасениях, что Амур мог открыть возможность для побега каторжникам и поселенцам.
Для более полного понимания той эпохи и той России, приведем цитату из статьи А. Филонова («Первые русские на Амуре», «Молодой дальневосточник XXI век», № 26 от 27 июня – 4 июля 2018 г., с. 21): «Русские люди проникали в сибирские земли на первых порах по собственной инициативе, без каких-либо директив центральной московской власти, руководствуясь лишь общими наказами царских воевод о разведке «новых землиц и приведения под государеву высокую руку новых ясашных иноземцев»». Землепроходцы и крестьяне-переселенцы шли в Сибирь в большинстве случаев без всякой предварительной подготовке к трудностям и неожиданностям, плохо вооруженные, без достаточных съестных и материальных припасов».
Загрузка...
