ЧАСТЬ III: ЗВЕЗДА ГРАФА МУРАВЬЕВА-АМУРСКОГО © – А. Долган

ЧАСТЬ III: ЗВЕЗДА ГРАФА МУРАВЬЕВА-АМУРСКОГО © – А. Долган

FarEasternization публикует третью часть цикла об Амуре, представляющего комментарий к статье The Amur’s Siren Song, журнал The Economist, 19.12.2009.
В публикации использованы арт-работы участников Международных фестивалей «Океан дружбы и мечты» 2013 и 2015 г.г.

КОММЕНТАРИЙ К СТАТЬЕ The Amur’s Siren Song, The Economist, 19.12.2009

ЧАСТЬ III: ЗВЕЗДА ГРАФА МУРАВЬЕВА-АМУРСКОГО © – А. Долган

Итак, The Economist охарактеризовал обстоятельства, сложившиеся через два века после заключения Нерчинского договора и приведшие к тому, что, Амур вновь обрел сторонников.
В России нет иного мнения, что в освоении Амура наиболее значимую и решающую роль сыграл губернатор Восточной Сибири, Николай Муравьев. И журнал с этим мнением не спорит.

НИКОЛАЙ МУРАВЬЕВ. СНОВА НА АМУР

The Economist называет Николая Муравьева «русским спасителем» Амура, «высокомерным правителем Восточной Сибири», который «совместил империалистические убеждения с прогрессивными взглядами».
Этот взгляд не идет вразрез с общепринятым мнением о характере Муравьева, его смелости в принятии решений и умении смотреть вперед и видеть перспективу.

The Economist считает: именно Николай Муравьев настаивал, что контроль над бассейном Амура означал «просто возврат нетронутых русских земель, украденных вторгшимися маньчжурами». Муравьев заставил и своих сторонников и оппонентов признать эту точку зрения.

При этом журнал утверждает: «русские пираты опоздали». Журнал называет выдумкой факт, что амурские земли принадлежали России. И вот какие объяснения предлагает The Economist:

Амурские земли «уже столетия населялись местными племенами – нивхами, орочами, эвенками»
этими племенами повелевали монголы, правящие Китаем как династия Юань, которые пришли в устье Амура и под парусом дошли до Сахалина
еще в начале 19 века в низовьях реки коренные жители Сахалина платили дань маньчжурам
маньчжурами был построен храм в Тыре на большой излучине реки
с 1411 до 1430 одним из командующих флотом династии Минь, евнухом Ишиха, были предприняты «несколько экспедиций вниз по реке, которую китайцы называют Хейлунцзян или Черный Дракон».

Возникает вопрос: а не хочет ли The Economist протолкнуть и оспорить идею принадлежности России территории Амура, дальневосточных и сибирских земель? В статье усматривается намерение посеять ничем не обоснованную дискуссию о праве России на результаты исследований этого региона, а также на первоочередность в присоединении коренных народов к российскому государству.

Однако при этом журнал не может претендовать на глубину и точность сведений, так же как и на сколько-нибудь обоснованные статистические данные. Хотя сегодня мы видим, что некоторые западные СМИ не всегда опираются на достоверные факты в погоне за сенсацией или выполнением неких политических и геополитических заказов.

ИНИЦИАТИВЫ МУРАВЬЕВА

Мы уже упоминали, что исследования и походы в Сибири и на Дальнем Востоке, действительно, зачастую были начинанием местных властей, предприимчивых промышленников и казачьих начальников. The Economist подчеркивает, что во многих своих изысканиях и делах Муравьев прибегал к личной инициативе.

The Economist пишет: в 1854 году Муравьев поднял казачий отряд из 800 человек и отправился «вместе с Албазинской Мадонной» на 50 баржах в Сретенск на Шилке. Оттуда отряд спустился вниз до устья Амура. Таким образом, журнал не уходит от того факта, что казаки пропутешествовали по всему Амуру до лимана.

Журнал отмечает мирный характер экспедиции, хотя большую часть пути Муравьев прошел через территорию Китая, объяснив «встревоженному маньчжурскому командующему фортом на Айгуни», что движется к Тихому океану для защиты китайско-русских интересов от англо-французских сил.
The Economist упоминает также, что после той экспедиции последовали две другие.

ЗНАЧЕНИЕ ИНИЦИАТИВ МУРАВЬЕВА

The Economist признает величие значения деятельности Николая Муравьева и делает это посредством неоднозначного вывода: «С помощью вторжения, дипломатии и наглости Муравьев совершил поразительный захват земли. Он сохранил бассейн Амура для царя, а затем восточную сторону Сихотэ-Алиня и приморья, отказав Китаю в доступе к Японскому морю (Восточному морю)».

The Economist, все же, считает должным показать, что в то время династия Цин ослабела и Пекин мало мог сделать, чтобы сохранить за Китаем эту «площадь размером с Францию и Германию».

Однако журнал напоминает: «На старых картах [эта] земля называется внешней Маньчжурией или, даже более навевающей воспоминания, Восточным Тартаром».

The Economist делает ударение на том, что именно Николай Муравьев настаивал: на Амур «пролилась настоящая судьба России». Его действия были популярны в широких кругах. Он был возведен в титул, став графом Муравьевым-Амурским.
Журнал приводит слова ссыльного анархиста Михаила Бакунина: Муравьев сделал Сибирь совершенно другой, «она [Сибирь] становится ближе Америке и Европе, чем к России. Она облагораживается и очеловечивается. Сибирь – благословенная страна будущего, земля обновления».
(Напомним, запад не часто использует наименование «Дальний Восток» применительно к территории, лежащей за Уралом. Для них Дальний Восток России – Сибирь.)

The Economist: АМУР ОБМАНУЛ ОЖИДАНИЯ. ЗВЕЗДА МУРАВЬЕВА ПОГАСЛА

The Economist констатирует, что вскоре мечты об Амуре исчезли, а звезда Муравьева погасла. По версии журнала причинами этому были следующие:

Россия все же больше нуждалась в землях, охраняемых «гарнизонами и исправительными колониями»
Амур обернулся «не широкой, глубокой дорогой к Тихому океану», а «болотом глубиной не больше чем три фута»
Это «болото» кончалось далеким устьем в «лимане зыбучих песков»
Судоходство поэтому ограничивалось мелкими судами, способными пройти по реке
Навигация по Амуру осуществлялась в летние месяцы, когда река была свободна ото льда
Владивосток заменил Николаевск как российский порт на Тихом океане, он был ближе к Китаю, Японии и американскому тихоокеанскому побережью и, в отличие от Николаевска, Владивосток не замерзал
Транссибирская магистраль, построенная в обход устья реки, навсегда разбила «когда-то мощный аргумент о стратегической ценности Амура».

Описывая Амур нулевых годов, The Economist прибегает к далеко не хвалебным характеристикам:

Сегодня (статья написана в 2009 году) «неразвитый Амур является славным исключением из других рек»
«Чем ближе к устью, тем более отдаленным он ощущается»
Свыше 600 км (370 миль) на судне отделяют «почти элегантный европейский Хабаровск до безнадежного маленького порта Николаевск»
В пору расцвета «корабли, заглядывающие в Николаевск, привозили кубинские сигары, японскую мебель, паштет из Франции», а сегодня в Николаевске «люди и дома кренятся на все углы».

The Economist рисует неприглядную картину:

«В начале октября судно на подводных крыльях советских времен трясется весь свой путь в двадцать часов мимо берегов пламенеющих берез, через дикость, разбавляемую только случайными стоянками рыболовов. Тучи чирков тянутся к югу. Через пару недель появится первый лед, работа метеоров приостановится и до начала июня другое судно Николаевск не увидит».

О церкви в Нерчинске, в которой подписывался исторический договор, The Economist пишет, что она разрушена и в ней «содержат лошадей».

Еще большую тоску The Economist нагоняет, рассказывая о форте Албазино:

«Сегодня все, что осталось от форта Албазино, это прямоугольный поросший травой откос над мутной водой. Пара рыболовов бездельничает под ивами на китайской стороне. Казачья деревня сократилась со времен сталинских чисток. Бревенчатые избы сравниваются с землей, в которой еще остаются свидетельства осады: дуло от пушки, деревянные лопаты, ячмень, почерневший от костра. На откосе пара шумных амурских соколов гнездится на дубе.

Пограничник ворчит, что за недели только один единственный турист привел в действие замаскированную проволоку. В избе-музее висят фотографии недавнего посещения потомков русских наемников, которые приехали из Пекина. У сияющих туристов русские имена, женщины носят платки, как это принято у русских православных верующих. Во всем остальном они полностью выглядят как китайцы».

«А в самом Албазино деревенский атаман, пра-пра-правнук солдата первой экспедиции Муравьева, ведет разговор о планах по возрождению казачества по Амуру. Казачий колхоз возрождается. Когда-то самодостаточные, говорит он, триста потомков албазинских казаков могут принять обязанности от федеральных пограничников. Следующим летом вырастет даже новый форт – точно такой, как старый».

The Economist несколько смягчает безнадежность ситуации:

«Муравьев умер, забытый, в Париже. Но все же сейчас его звезда снова поднимается. В Хабаровске его статуя снова на пьедестале, который узурпировал Ленин. Он высокомерно смотрит через Амур в сторону Китая, держа телескоп в скрещенных руках. В церкви поблизости висит [икона] Албазинская Мадонна. Грубые доски и неразграбленное золото иконы зажигают новые мечты о богатствах Амура».

Таким образом, The Economist во многом верно передал настроение, скажем, тональность жизни региона того времени. Но журналу трудно скрыть свое недоброжелательное отношение, некий подтекст, что регион продолжает оставаться вне интересов государства, регион не развивается, находится в упадке, хотя и есть проблеск надежды на возрождение Амура.

АМУР – 2018

В девяностые и нулевые годы Российский Дальний Восток оставался забытым и неперспективным регионом, вследствие чего произошло то, что и должно произойти:

  • Начался отток населения в центральные и западные районы страны и за рубеж, смертность превысила рождаемость, стали закрываться населенные пункты
  • Экономика находилась в стагнации, заводы-фабрики объявлялись банкротами, их покупал сторонний бизнес, торговые и пассажирские компании продавали свои суда, флот почти умер, тайгу уничтожали и распродавали черные лесорубы и много чего еще об упадке экономики региона можно сказать
  • Ученые абсолютно серьезно тревожились за регион, которому угрожала перспектива стать сырьевым придатком странам-соседям и территорией экспансии приграничного Китая
    Ухудшилась криминальная, экологическая обстановка, снизился уровень здравоохранения и образования

И на этом список далеко не заканчивается.

А сегодня Амур, Дальний Восток России возрождается, преодолевает трудности, решает проблемы и видит свои перспективы (статья «О чем мечтают дальневосточники» на нашем сайте).

Уже в 2021 может начаться строительство перехода (моста или тоннеля), который свяжет материковую часть России и Сахалин
В регионе развиваются энергосистемы, электро-, инфо-, теле-, дорожные сети, морские порты и инфраструктура
Туризм становится приоритетной отраслью: Дальнему Востоку есть, что показать гостям и чем их поразить
Укрепляются связи региона с АТР (статья «Возможно ли полное взаимопонимание между россиянами и жителями АТР» на нашем сайте)

Постепенно дальневосточники обретают более оптимистичный взгляд на свое будущее – пусть их надежды превратятся в уверенность! (статья «Может ли Дальний Восток РФ стать привлекательным для молодежи?» на нашем сайте)

Вернемся к Амуру с помощью историка А. Филонова: «… летом 2015 года… дальневосточники прикоснулись к ратному подвигу защитников Албазинской крепости… Там по православному обычаю перезахоронили останки 70 её защитников, погибших при осаде крепости превосходящими по численности и огневой мощи маньчжурскими войсками. Такие древние останки (по мнению историков, им около 330 лет) в нашей стране перезахоронили впервые» («Первые русские на Амуре», «Молодой дальневосточник XXI век», № 26 от 27 июня – 4 июля 2018 г.).

Сохраняя историю и память о великих открытиях, исследованиях и достижениях, дальневосточники идут дальше вперед.

 

Ссылка на основную публикацию
error: Content is protected !!